В декабре 2016 года в Москве я провел встречу с читателями Republic, где рассказал о нашем опыте переезда в США.

– Почему вы решились на переезд, ведь дела у вас и здесь шли хорошо? Что случилось?

– С материальной точки зрения все действительно было неплохо. Я создал издательство «Манн, Иванов и Фербер» и девять лет им руководил. За это время мы росли, стали большими, компания чувствовала себя достаточно хорошо. Я выиграл в лотерею Green Card (ежегодно правительство США выделяет 55 тысяч иммиграционных виз, которые впоследствии разыгрываются среди участников лотереи. – Republic) и, посоветовавшись с супругой, решил, что это хороший шанс пожить в другой стране. Было понятно, что с бизнесом здесь при этом придется расстаться – ты не можешь, находясь за девять или десять часовых поясов, управлять быстро-растущей компанией. Выход из бизнеса был серьезным решением для нас.

Я жалею, что мы с не смогли договориться с новыми акционерами о моем участии. Думаю, что от этого потеряли все.

Когда я только начинал строить бизнес, я всегда думал о том, что у него должно быть несколько ключевых характеристик. С одной стороны, у него должна быть стоимость, а с другой стороны, у него должна быть ликвидность. Это значит, что твой бизнес должен быть потенциально кому-то интересен так, чтобы ты мог его продать. История моего выхода из бизнеса была довольно интересной. Я заранее знал, что мы уедем. Наша компания в тот момент была прибыльной (остается такой и сейчас), с прозрачной отчетностью, с хорошим менеджментом. Я встречался с десятком инвестиционных банков, мы обсуждали покупку этого бизнеса, но в реальности покупать никто был не готов. В конечном счете мою долю выкупил другой акционер – издательство «Эксмо». Мы закрыли сделку буквально за день до того, как был взят Крым. После того как это произошло, большая часть сделок по продаже бизнеса была заморожена на неопределенное время. Нам просто очень повезло, что мы успели вовремя продать.

У всего, что ты создаешь, должна быть стоимость и ликвидность. Но очень многие собственники в России являются заложниками лампы Аладдина – бизнес у них есть, но продать его они не могут. Они бы и рады уехать в Лондон, в Штаты, еще куда-то, но ликвидность их бизнеса очень невысокая. Тем не менее в последние несколько лет я вижу довольно много людей, которые жили в России, были успешны, но переместились либо за океан, либо поближе к Лондону, в Европу. Это целая волна людей, которые уехали не в попытке заработать, а потому, что хотят попробовать реализовать себя в другой стране.

Лично для нас это было непростое решение. Моя супруга была в Америке только один раз – в Нью-Йорке, и ей там не понравилось. Прежде чем принять решение, в какое место в Штатах мы поедем, мы провели кабинетное исследование. Мы вычленили, что именно нам не нравится в России и в Москве, и сразу откинули большие города. Мы поняли, что не хотим жить ни в Нью-Йорке, ни в Сан-Франциско. Мы хотели жить в небольшом городе, желательно в своем доме. Мы поняли, что с точки зрения природы, уровня образования и доходов нам подходят Колорадо и Северная Калифорния. Мы прилетели в [столицу Колорадо] Денвер, взяли машину и поехали в дом, который сняли через Airbnb. После Москвы видеть эту одноэтажную Америку, про которую писали Ильф и Петров, было шоком. Теперь мы живем в городе с населением 5000 человек. Из квартиры мы переехали в свой дом. Довольно много времени ушло на адаптацию. Представьте: вы приезжаете в свой дом (до этого вы никогда не жили в доме), вы не знаете, как подрезать деревья, как косить траву и вообще как ухаживать за ним.

Наша дочь первое время вообще была как будто полуглухая и полунемая, потому что она никогда не говорила на таком английском языке, как в Америке. И она сначала пошла в частную школу и только через несколько месяцев в публичную. Интересно, что любой ребенок может учиться в публичной школе и для этого не нужны никакие особые основания. Единственное, что у вас спрашивают, – счет за коммунальные услуги, который подтверждает, что вы живете и платите за них в этом районе. В Америке все государственные школы распределены по районам. И когда люди покупают недвижимость, они стараются выбирать ее в том районе, где есть хорошие школы, пожарные и полиция. Естественно, что там, где дорогая недвижимость и налоги на нее выше, школы, пожарные и полиция – хорошие. И наоборот. Государство пытается нивелировать эту разницу, что-то получается, что-то не получается.

Многое поначалу было шоком, но важно, что Америка – это вообще страна эмигрантов. То есть тем, что вы говорите с акцентом, тем, что ваши дети говорят с акцентом, вы никого не удивите. И во всем обществе есть программы интеграции людей, которые приехали в Америку жить.

SONY DSC

– Спустя три года, если суммировать все, какие ваши ожидания от Америки оправдались, а какие нет?

– На самом деле Америка скорее превысила наши ожидания. Мы ожидали меньшего от нее – и по качеству жизни, и по качеству отношений, которые складываются в этой среде. Мы определенно ждали худшего.

– Что точно не оправдало ожиданий?

– Есть некоторые вещи, которые нам совсем не нравятся в Америке. Америка – страшная капиталистическая страна. Настолько, что если американец теряет работу, то в среднем у него есть запас денег всего на три месяца. Потом, если он не находит работу, он объявляет себя банкротом. При этом в Америке люди могут получать много, но у них остается не очень много денег для жизни. Дома в Америке покупаются в кредит, машины тоже, еще нужна медицинская страховка. Еще американцы платят налоги. В Америке довольно сложная налоговая система, значительно сложнее, чем российская с ее подоходным налогом 13%. Мне опять же повезло, что я продал компанию здесь, здесь же заплатил подоходный налог и только потом уехал в США. Если бы я продал компанию в США, ставка была бы в три раза выше, чем ставка по налогам в России. Так что правильнее заработать здесь, а тратить там.

– Есть специалисты – дизайнеры, ученые, программисты – их навыки в теории легко переводятся на американский рынок. А чем вы собирались заняться, не еще же одно издательство создавать?

– Вы абсолютно правы. Создавать традиционное книжное издательство в США было бы бессмысленно. Поэтому я кардинально поменял профессию. То есть если я раньше был издателем и даже скорее уже менеджером, который управлял издательской компанией, то, переехав в США, я вернулся к своей страсти – к спорту, связанному с выносливостью. Сам стал лучше тренироваться, еще через какое-то время стал тренером, а потом очень хорошим тренером для тех людей, которые занимаются триатлоном. При этом у меня всего один клиент в США, остальные живут по всему миру, и занимаемся мы удаленно.

Если говорить про трансляцию профессии, которой вы занимаетесь: доктор – нетранслируемая профессия. Бухгалтер – нетранслируемая профессия. Транслируемая профессия – это очень простая профессия, если вы работаете руками. Если вы парикмахер, если вы механик, если вы сантехник. Эта профессия легко транслируется. Но опять же, в чем различие между профессией и бизнесом и что меня немножко расстраивает в моей профессии? Профессию ты не оставишь в наследство, ты ее не продашь, не завещаешь. То есть профессия – как езда на велосипеде: пока ты крутишь педали, ты едешь, а как только перестал крутить педали, ты остановился. В компании же у тебя есть рычаг. То есть, если ты придумал компанию, нанял людей, взял на себя риск и эта компания работает – через какое-то время, если вы правильно построили компанию, вы можете ее продать. Вы можете продать чуть-чуть компании, вы можете продать всю компанию. Можете завещать компанию. С профессией такого не происходит.

И моя профессия, профессия тренера по триатлону, – она очень плохо масштабируется: у меня есть столько часов в сутках, сколько я могу продать. Не больше и не меньше. Но если опять же говорить про издательскую деятельность, я нашел, как применить свои навыки, полученные в предыдущем, издательском деле, и как применить их к глобальному бизнесу, создав компанию Smart Reading.

Здесь очень интересная история: почему, например, Google не придумала Facebook, а Facebook не придумала WhatsApp? Большие компании живут по плану. У них есть акционеры, которые требуют дохода, у них есть бюджет, который нужно реализовывать. И как только у собственника компании или у сотрудника возникает какая-то новая идея, и даже если он доносит ее до самого высокого человека внутри компании, то тот склонен думать так: «Это прекрасная идея. Но, чтобы ее реализовать, тебе нужны ресурсы. Эти ресурсы нужно взять из бюджета компании – деньги, время и т.д.». А у тебя есть давление – каждый день, каждую неделю, каждый месяц ты должен делать то, что заложено в бюджете, потому что план выстроен на год. Поэтому очень многие идеи не рождаются внутри больших компаний, даже таких инновационных, как Google, Facebook и так далее. Эти идеи рождаются в маленьких компаниях, у тех людей, которым, может быть, нечего терять или у них нет бюджета.

У нас с партнером была идея, которая отвечала нашей потребности.

Уже будучи в Америке, мы создали компанию Smart Reading, которая делает библиотеку саммари нон-фикшен (не художественных) книг. Мы берем самые интересные книги и делаем саммари на них. Большая часть книг, саммари на которые мы делаем, не переведены на русский язык. Саммари – это не полная замена книги. Но возможность получить ключевые идеи и решить, хотите ли вы читать всю книгу. Каждую неделю мы добавляем новые саммари. Они есть как в текстовом виде, так и в аудиоформате и инфографике, когда все идеи книги изложены на одной странице. Клиенты – как частные лица, так и компании, которые покупают доступ к библиотеке для обучения своих сотрудников.

Я не стал делать традиционное издательство. Более того, я не стал делать продукт для американского рынка: наш проект хорош для тех рынков, которым недостает контента. На английском языке и так более чем достаточно контента. Так что если перечислять все мои активности, то моя основная работа – работа тренера по триатлону плюс работа в проекте Smart Reading.

– Вы говорите, что бизнес Smart Reading развивается, но я уверен, что он существенно меньше, чем бизнес, который вы покинули. И я полагаю, что уровень доходов у вас снизился после переезда в Америку. Как вы относитесь к такому изменению? Как вы это переживаете?

– Ну, неправильный посыл про уровень доходов, потому что, продав компанию, я освободил капитал. Когда я был собственником компании, у меня было несколько источников дохода: я был собственником (получал дивиденды) и генеральным директором. Утрату зарплаты генерального директора я компенсировал своей тренерской работой. А вырученный от продажи компании капитал инвестировал на глобальном фондовом рынке: это акции и облигации. Так что мой пассивный доход больше, чем тот доход, который приносил «МИФ».

Одним словом, с точки зрения дохода я не проиграл. С точки зрения удовольствия от жизни – что-то поменялось. Одно дело, когда ты работал руководителем компании, у тебя было много решений, которые зависели от тебя. Другое – моя работа тренером сейчас. Это все-таки работа с человеком, клиентом один на один. И часто ты выполняешь функцию в том числе секретаря. Например, человек уехал в Австрию, а дальше поехал еще куда-то, и ты должен вписать в его сложный график работу по физической нагрузке.

– То есть это совсем другой статус?

– Да. Это другой статус.

– Это понижение статуса – как вы к нему относитесь? Здесь, в Москве, вы были одной из самых важных фигур на рынке, имели возможность общаться с определенным уровнем людей. И вот вы переезжаете в совершенно другую страну, в город, в котором вы, возможно, практически никого не знаете. К вам нет того же отношения, которое было здесь. Как вы это переживаете, как вы это ощущаете?

– Ну, если честно, я и здесь не занимал такого большого социального статуса именно с точки зрения признаков…

– Нет, я говорю вообще. Не о символах статуса в виде машин и личных секретарей.

– Знаете, уровень общения не стал ниже. Это раньше, если вы приезжали в США, значит, вы могли писать только письма и ходить на телеграф звонить – это же время прошло, там довольно открытый рынок оказался, хот-спот, горячая точка. Это США, куда приезжает много людей. И в этом смысле мы не испытываем проблем с качественным общением. И еще что касается общения. Здесь у меня всегда были акционеры. Они были достаточно сложными людьми. И тут важно, что, переехав, ты получаешь не только понижение статуса, но еще становишься хозяином, собственником своего времени и своих решений, тебе не нужно больше согласовывать важные решения с акционерами.

– Продолжая тему общения – когда люди приезжают куда-то, они в конечном итоге ищут счастье. А важным элементом счастья являются друзья. Уезжая, вы оставляете друзей здесь. Бывает, что друзей немного и не было что терять. Бывает, что люди сильно переживают от расставания. Как это было у вас? И удалось ли вам найти друзей в Америке? Насколько это вообще возможно в другом обществе?

– Ну, вы знаете, примерно раз в год я приезжаю на месяц в Москву, так как у меня скапливается достаточно много дел здесь. И как раз в этот месяц я активно встречаюсь с людьми, с которыми мне интересно, которых я считаю друзьями. Но получается, что эти люди, даже живя в одном городе, также не встречаются друг с другом и мы видимся все вместе, только когда я в городе. Это довольно типичная ситуация для Москвы – вам кажется, что вы живете в одном городе, а на самом деле вы живете в Ховрино, или в Жулебино, или где-то еще.

Американцы в этом смысле довольно легко идут на первичный контакт, но у них транзакционная, я бы сказал, модель общения: если у вас что-то есть, какое-то общее дело – вы общаетесь, общее дело закончилось – перестали общаться. Нет такого глубокого общения, которое вы могли бы иметь… я бы даже сказал не в Москве, а в России. Потому что в Москве общение тоже становится все больше транзакционным. И потом, здесь важно, что мы переехали с семьей и у нас в семье всегда были достаточно глубокие, крепкие взаимоотношения. В каком-то смысле мы самодостаточны.

– То есть семья – это основная поддержка в случае переезда?

– Вообще, любой переезд – это стресс. В том числе и для семьи, и я думаю, что многие семьи на самом деле распадаются, не выдержав переезда, потому что не у всех такая история, как у нас. Наш случай редкий. Мы могли купить дом сразу, нам не нужно было идти работать в американскую компанию на стартовую позицию. Случай редкий, но не уникальный: я на самом деле очень много вижу сейчас людей, которые переехали и работают, так или иначе, с русскоязычным рынком. И мне кажется, это очень правильная модель, потому что у нас есть значимое конкурентное преимущество перед теми же американцами, для которых российский рынок – очень закрытый рынок, который они даже не понимают. А мы понимаем и можем работать на эти 300–350 млн человек, говорящих во всем мире по-русски.

– Довольно большой рынок.

– Так и есть. Если вы хотите конкурировать за американские позиции, если вы приезжаете и хотите работать, например, менеджером, то вам будет очень тяжело, потому что у вас нет культурного бэкграунда. Вы никогда не будете так хорошо говорить на английском языке, как будут говорить ваши конкуренты и… ваши дети.

– Кстати, как быть с детьми и языком?

– У нас есть небольшая русская община в округе. И они каждый год делают спектакль на русском языке на Новый год. Дети между собой говорят на английском языке, когда репетируют. Но сам спектакль идет на русском. Для них уже проще говорить на английском языке, чем на русском. Но в нашей семье мы сознательно дома говорим только по-русски. У нас двое детей. Наша дочь по скайпу раз в неделю занимается с педагогом на русском языке. Мы читаем вслух на русском языке. На наш взгляд, это такой дар, который дан нашим детям: говорить на двух языках. Триста миллионов русскоговорящих – это один из самых крупных языков в мире. Его нужно сохранять.

– Как вам вести бизнес в Америке?

– Там все отлажено. Ты онлайн открываешь практически все, что тебе необходимо открыть для создания LLC (форма юридического лица вроде ООО. – Republic). Вся отчетность сдается онлайн, тебе никуда не нужно ходить. В Америке нет печати. Вообще Америка меня поразила чеками – то есть там до сих в ходу чеки наряду с карточками и наличными. И многие компании предпочитают чеки, потому что когда клиент расплачивается карточкой, то вы еще должны заплатить за процессинг 1–2% Visa, Mastercard и банку, а с чеками – нет. При этом чек – обычная бумага, которая даже не защищена водяными знаками. Их распечатывают на принтере в банке. И там написано: я обязуюсь оплатить Максиму Кашулинскому пять тысяч долларов, вот тебе чек. Максим либо несет эту бумагу в банк, либо берет телефон и фотографирует чек, а ему на счет зачисляется пять тысяч долларов с моего счета. Это – к вопросу об уровне доверия людей друг к другу. Там, конечно, есть люди, которые подделывают чеки, но, учитывая, какое большое хождение они имеют в США, вероятно, процент таких людей не очень высокий.

– По-моему, все люди, которые уезжают, делятся по отношению к России на три категории. Первые в принципе не рефлексируют на тему того, что происходит на родине. Вторые становятся яростными критиками всего, что происходит в России. И есть люди, которые, как ни странно, начинают находить изъяны в той стране, в которой они живут. Я думаю, что последнее точно не про вас. Но по поводу вашего отношения к России – как вам видится здешняя ситуация из Колорадо, изменилось ли отношение с того дня, когда вы сели на самолет и улетели, купив билет в один конец?

– Про эмиграцию говорят: в какое время ты уехал, в том времени ты и застыл. Те люди, которые в Брайтон-Бич уехали, в Нью-Йорке, они застыли в 70-х. Которые в 80-х уехали – до сих пор уверены, что в Москве нет супермаркетов, такси и всего остального. Мы уехали относительно недавно и, наверное, тоже застыли в том времени, три года назад, когда уезжали.

Я считаю, что очень правильно сохранять связи со страной и развивать их. Потому что это твое очень сильное конкурентное преимущество по отношению к любому американцу. Но – да, к некоторым вещам здесь, в России, мы относимся критично. Одна из вещей, из-за которых мы и приняли решение уехать, – это не отсутствие денег, не отсутствие перспективы или чего-нибудь еще, и даже не политика, а проблема с экологией. В Москве, например, я это сразу чувствую. Мы приехали, и я заболел так, как не болел всю жизнь, – московские вирусы меня накрыли, хотя вообще-то я очень редко болею. И это ведь общее достояние – всего населения: мэр Москвы дышит тем же воздухом, что и последний нищий, который ночует возле мэрии. Или – качество воды. Еще, знаете, я теперь как-то с болью воспринимаю, что все в Москве выкидывается в один мусорный контейнер, без разделения на компост и recyclable. При этом, что особенно огорчает, вопрос экологии не решается здесь, все только усугубляется. И главное, ты сам, в одиночку, каким бы активным ни был, этот вопрос никак не можешь решить.

– Что бы вы сказали человеку, который хотел бы сменить страну, но находится в раздумьях?

– Я бы предложил попробовать, потому что вернуться всегда можно. Вернуться всегда можно с новым опытом, с новыми ощущениями. Один из мотивов, почему мы уехали, – средняя продолжительность жизни мужчины в Америке 76 лет, а в России – 60 с небольшим. Статистически ты выигрываешь. Это не значит, что в Америке не гибнут люди в более раннем возрасте, – гибнут. Но статистически ты выигрываешь. Мы были очень удивлены, что у нас есть соседка, которой 90 лет, – и впервые были на дне рождении у девяностолетней женщины, которая ведет при этом активный образ жизни. И это довольно типично для тех мест, в которых мы сейчас обитаем.

Еще подумайте вот о чем. Представьте, условно, что вам 40 лет, из этих 40 лет осознанные у вас были, может, 20 лет, потому что первые 20 лет были не очень осознанные: вы сначала учились в школе, потом боролись с родителями, потом наконец поступили в вуз, первые 2–3 курса в основном учились, и только потом у вас начинается по-настоящему осознанная жизнь. Представьте, что статистически вы проживете еще 36 лет, то есть до тех самых 76. Выходит, что впереди жизни больше, чем позади. Если вы проводите ее в одном месте, не важно, в России, Америке или в другом месте, где вы живете, то траектория вашей жизни примерно понятна. Вы будете работать, условно, где-то не в компании А, а в компании В, квартира у вас будет чуть больше или чуть меньше, дети чуть вырастут. Но если вы привязаны к одному месту, то потенциально в вашей жизни мало что изменится. Если вы делаете шаг и переезжаете жить в другое место, в другую страну, то у вас открывается возможность прожить еще одну жизнь. А если представим, что вам 40 лет и еще 36 лет впереди, то это большая жизнь, это больше, чем у вас уже было за плечами.